«Это очень личная вещь — чувство движения». Интервью с врачом физической и реабилитационной медицины Ольгой Камаевой

Ольга Камаева — преподаватель кафедры медицинской реабилитации и адаптивной физической культуры Санкт-Петербургского медицинского университета им. академика Павлова, врач физической и реабилитационной медицины, член Всемирной федерации эрготерапевтов, эксперт фонда помощи людям с БАС «Живи сейчас», супервизор клиники «Три сестры». Медицинский редактор Ксения Петрова поговорила с Ольгой Камаевой о ее профессиональном становлении, о том, что ждет человека, который хочет стать физическим терапевтом или эрготерапевтом, зачем нужно членство в зарубежных ассоциациях и какую дистанцию нужно держать с пациентами.

Когда вы решили стать физическим терапевтом и эрготерапевтом?

ОК: В девяностые в нашей стране не было понятия «физический терапевт» или «эрготерапевт». В то время я решила, что хочу работать в лечебной физкультуре. Начинала я как детский инфекционист. Часто мои дежурства были связаны с тем, что я принимала детей с вирусными заболеваниями, но тогда было принято назначать каждому поступившему ребенку антибиотики. Мне так надоело бороться с этим, что я ушла в лечебную физкультуру, практически ничего про нее не зная. Через некоторое время обнаружилось, что это может быть захватывающе.

А затем звезда на нос упала. Имя ей — Полина Монро (прим. ред. врач-невролог, координатор программ Российско-Британского партнерства в области неврологии, одна из идеологов мультидисциплинарного подхода к лечению и реабилитации). Благодаря ее деятельности в России у меня появилась возможность перенять опыт иностранных специалистов, которые работали в нейрореабилитации. Потом завязалась работа с зарубежными специалистами. У нас были проекты, которые финансировались британскими и европейскими фондами. Мы стали погружаться в физическую терапию и узнали, какая это классная специальность. Профессионалы в этой области не врачи, но они имеют высшее образование, учатся на отдельных факультетах и обладают знаниями, позволяющими вести самостоятельный прием пациентов, конечно, в рамках своей специальности. Захотелось, чтобы у нас в стране тоже были такие.

И тут вторая звезда упала на нос: приехали шведские специалисты-эрготерапевты. Они предложили провести в Санкт-Петербурге двухгодичную специализацию по эрготерапии. Еще раньше, во время стажировок в Великобритании я видела, что с пациентами работают не только физические терапевты в синих брюках, но и специалисты в зеленых брюках, оказалось — это эрготерапевты. Побывав на эрготерапевтических занятиях с пациентами, убедилась в великой силе и эффективности восстановления людей через интересующую их деятельность. И — влюбилась в эрготерапию. Так что с энтузиазмом окунулась в ту двухгодичную специализацию по эрготерапии.

Мне повезло участвовать почти одновременно в нескольких проектах: по физической терапии, по эрготерапии и по мультидисциплинаному подходу в нейрореабилитации. Каждый раз мы хоть и ехали по какой-то одной специализации, например, физическая терапия при рассеянном склерозе, но при этом смотрели и изучали эрготерапию и сестринскую помощь тоже. Так формировалось понимание, что такое мультидисциплинарный подход.

Есть ли в России профессиональная ассоциация эрготерапевтов?

ОК: У нас существует Русская профессиональная ассоциация эрготерапевтов, она включена во Всемирную федерацию. Русская, а не Российская. Чтобы ассоциация могла называться Российской, в стране должно быть несколько локальных образовательных объединений. У нас их нет, поэтому ассоциация Русская. У нас существует коллективное членство, но можно заплатить взнос и вас включат во Всемирную организацию. Этим занимаются координаторы ассоциации.

Что дает членство в профессиональных объединениях?

ОК: Это возможность получать материалы для изучения, быть в курсе того профессионального движения, иметь связь с коллегами за рубежом, профессионально развиваться.

Как сейчас обстоят дела с обучением физических терапевтов и эрготерапевтов в России?

ОК: Чтобы быть физическим терапевтом, можно учиться где угодно и все равно юридически им не стать. Потому что в России нет такой специальности. Она, так же как и эрготерапия, ждет своего момента, когда будет утверждена. Написаны профессиональные стандарты, они одобрены Министерством здравоохранения, но пока эти специальности не входят в официальный классификатор. И поэтому человек, работающий физическим терапевтом, не может получать зарплату как физический терапевт.

Для того, чтобы узнать больше о физической терапии, можно найти образовательные курсы. Например, в Нижнем Новгороде. Там есть хорошее образование, люди, которые много сотрудничали с зарубежными специалистами. Они сами переводили много литературы о физической терапии. У них есть очные коммерческие курсы и бесплатные вебинары, которые проводят российские и зарубежные специалисты. Это дает возможность приблизиться к физической терапии.

Все это мозаично. Специалисты набирают методики, проходя обучение здесь и там за свои собственные деньги. Но системного базового образования в России нет.

Есть критерии хорошего курса по физической терапии?

ОК: Давайте различать курс физической терапии и короткие курсы по отдельным методикам. Постдипломные курсы длительностью более 1000 часов проводят в Санкт-Петербурге и в Нижнем Новгороде. Такие продолжительные курсы рассчитаны на тех, у кого уже есть образование в области физической реабилитации. Если на практику в программе курса отводится не меньше 1/3 часов, то участники получат и новые навыки.

Короткие курсы по 1-2 недели хороши для углубления понимания и приобретения навыков по отдельным методикам или клиническим состояниям. Они нужны тем, кто имеет уже широкое представление о возможностях и принципах применения физической терапии, но хочет приобрести еще один инструмент для своей работы.

В клинике «Три сестры» проходит стажировка для физических и эрготерапевтов. Похожа ли она на эти курсы?

ОК: Их нельзя сравнивать. В клинике проводится ознакомительный курс. На нем можно увидеть работу физического терапевта. Он дает понять, правильно ли я, как физический терапевт, строю свою работу, представить насколько она многообразна. Можно увидеть области, которые нужно подтянуть, чтобы работать лучше. Можно расширить свой кругозор, понять, что нужно знать, чтобы причислять себя к физическим терапевтам. Я думаю, что курс в этом очень полезен. Многим он может дать энтузиазм хорошо освоить эту специальность. С другой стороны, еще и увидеть свои белые пятна. Они есть у всех, но не все над ними работают. Например, у кого-то может быть белое пятно — манипуляция на суставах. А это базовый навык физического терапевта. Он заключается в том, что не надо делать пассивные движения, пока ты не привел сустав в нужное состояние. Надо не бояться признать незнание и работать над этим.

От чего бы вы хотели предостеречь тех, кто решил посвятить себя физической терапии?

ОК: Опасность заключается в том, что человек допустит, что он готовый физический терапевт, пройдя какие-то курсы по специализированной методике, например, ПНФ (прим. ред. проприоцептивная нейромышечная фасилитация). Методика прекрасная, часто меняющая коренным образом двигательные возможности пациента. Но и она не подходит абсолютно всем. То есть, предостережение в том, чтобы не останавливаться на использовании одной методики. Конечно, чтобы стать специалистом, надо оттачивать свое мастерство в определенном русле, но все хорошие специалисты работают эклектично.

Второе предостережение в том, чтобы человек, после прохождения курса не прекращал читать. И поскольку на русском языке не много профессиональной литературы, надо готовиться к тому, что придется читать много на английском языке. Нельзя ограничиваться чтением только на русском. Не потому, что на русском языке плохо пишут, а потому, что этого недостаточно. Сейчас есть онлайн-переводчики, которые хорошо переводят даже специализированные медицинские термины. Я думаю, что люди должны этим пользоваться.

Что самое сложное в профессии физического терапевта?

ОК: Для меня, как для женщины, иногда тяжела сама физическая нагрузка. Еще в физической терапии тяжело остаться с пациентом на дружеской дистанции, поскольку там тесный телесный контакт. Надо быть с одной стороны другом, партнером, который понимает трудности, который хочет помочь. С другой стороны, нужно сохранять дистанцию между специалистом и пациентом. Это всегда сложно при тесном телесном контакте. Мы держим пациента за части тела, помогаем ему двигаться.

В эрготерапии этого меньше. Да, там тоже есть телесный контакт. А иногда мы говорим с пациентом о каких-то личных вещах, семейных отношениях, о том, что человек считает важным, о духовных переживаниях. Но там остается это небольшое расстояние. И там больше педагогики.

А что трудного в эрготерапии?

ОК: В эрготерапии… Мне все легко. Мне так нравится эрготерапия, что сразу хочется сказать, что в ней все легко. Но, конечно, это не так. Есть то, что эрготерапевту важно, все этого от него ждут и он сам от себя этого ждет — что он поможет в жизни пациента. Не в движении, не в произношении, а в том, что важно для человека в жизни. В тех видах деятельности, в тех проявлениях личности, которые страдают. Когда человек не может делать что-то, он страдает не от того, что не может делать это, а от того, что он не может быть той личностью, которая совершает действие. Например, торт испечь. Могу ли я торт испечь? Мне все равно. Но если я хочу быть прекрасной мамой, которая собирает друзей своих детей и устраивает им грандиозный праздник, и в этот праздник вписывается прекрасный торт, то тогда я страдаю от того, что не могу быть той матерью, которая устроила бы этот праздник. А не просто потому что не могу испечь торт.

Поэтому очень важно в эрготерапии узнать, что реально могло бы поднять человека и запустить в эту другую жизнь, более для него ценную. Вот сейчас он болен, или у него какие-то последствия травмы или заболевания. Где-то он убедился, что не может совершить действие. В чем-то ему было трудно или больно. Где-то ему не дали близкие совершить действие, потому что оберегали его. И в конечном итоге у него много разочарований. Он боится неудач, боится что-то не так сделать. Он может вовсе отказаться от каких-то видов деятельности, которые вроде как и мог бы делать, но уже не делает. И трудно внутри этого человека найти ту личность, которая на самом деле хотела бы вернуться в жизнь. Очень много бывает таких пациентов, которые внешне выглядят как люди, которые ничего не хотят. Но эрготерапевт никогда так не подумает ни про одного человека.

Истинный эрготерапевт всегда верит в то, что там где-то внутри сидит человек, который хочет. Надо только выяснить, что он хочет. Что ему сейчас было бы важно. И попробовать в этом направлении продвигаться. Не напрямую, а робкими перебежками, выставляя краткосрочные цели. Но так, чтобы пациент чувствовал, что это все-таки приближение к большой, той важной цели, которая сидит в его голове.

Тогда что самое прекрасное в этой профессии?

ОК: Найти эту сверхидею — зачем реабилитироваться. Каждому нужно реабилитироваться, чтобы иметь возможность ходить, одеваться, учиться, пойти на работу, кататься на велосипеде... Но если находишь то, что человек хочет, — да, это счастье. А самое главное, это потом высокая эффективность реабилитации. Это сразу запускает работу в нужном направлении. Бывает так часто смотришь пациента со спастичностью в руке, а предыдущие люди, которые с ним занимались, говорят: «Ооо, да он такой, неактивный, ему ничего не надо, у него и нарушения есть когнитивные. Ему предлагали заниматься тем-то и тем-то — он ничего не хочет делать». А потом вдруг находишь, что ему на самом-то деле реабилитация нужна для того, чтобы кататься на лыжах, так как спастика в руке не дает возможность удержать палку в правильном положении. И как только он почувствовал, что предложенные занятия помогут вернуться в спорт, он начинает активно участвовать в реабилитации. И — достигает цели! Ошибка предыдущих специалистов в том, что они не учитывали желание самого пациента, реабилитация не была окрашена внутренним порывом.

Ради этих моментов, когда твой пациент одерживает победу, стоит идти в эрготерапию.

Интервью: Ксения Петрова для блога «Три сестры DOC».